Автор: saptsina

Этот тестовый перевод с китайского (отрывка из романа Дянь Сяня, который предполагается выпустить под нелепым названием «Удушающая сладость, заиндевелый пепел»), выполненный для редакции «АСТ Mainstream», я публикую здесь на всякий случай, зная милейшую привычку некоторых нечистоплотных издательств отказывать переводчикам, но использовать их тестовые переводы. В соответствии с требованием издательства этот тест был выполнен менее чем за неделю.

UPD: К сожалению, пока безграмотные редакторы-китайцы (или недоучки-русские) будут определять, что именно мы читаем по-русски, мы продолжим терять русский язык. Люди, неспособные написать без ошибок коротенькое замечание к тексту, не умеющие пользоваться Википедией и словарем, не умеющие даже прочитать слово («Пробудив землю? Это как?»), не имеют права принимать решения, касающиеся книг на русском языке.
Наш язык уже пострадал от обилия низкопробной англоязычной литературы, незачем менять шило на мыло.

Глава 1

Я пощупала бледно-аквамариновую магическую преграду: она была такой же упругой, как раньше, чуть более гладкой, чем кожица виноградины, но неуязвимой как для огня, так и для удара клинком. Говорят, ее установила еще прежняя богиня-покровительница цветов[1], и я представила, что если бы превратить эту преграду в ткань, одежда из нее получилась бы не только красивой, но и добротной благодаря ее прочности.

– Э, да это, никак, Таотао-Виноградинка! Сколько лет, сколько зим, давно не виделись, все ли у тебя хорошо? – Старик Ху внезапно вырос передо мной прямо из-под земли, пробурив ее, и впечатление этим произвел неизгладимое.

Я схватилась за грудь, сердце в ней подпрыгнуло раз-другой, и благополучно вернулось на прежнее место. Постучав старикашку по глянцевитому лбу, я напомнила:

– Мы виделись не далее как сегодня на рассвете.

Глазки-бусинки старика Ху блеснули, отчетливее обозначился сложный узор морщин, сплошь покрывающих лицо.

– Я же пошутил, Таотао. Годы мои немалые, видно, память подвела, да?

– Угу, – простодушно подтвердила я.

– А ты все так же способна ранить чужие чувства, Таотао, – отрадно, весьма отрадно, – старикашка довольно покачал головой. – Не скажешь ли ты мне, куда собралась?

– Услышала, что у госпожи Чанфан выдалось свободное время, вот и составила прошение, чтобы отнести и показать ей, – я пощупала перевязанный листок писчего шелка, спрятанный в рукаве. – Говорят, за пределами мира цветов есть немало примечательного, мне хотелось бы побывать там и поглядеть.

– И ты думаешь, что госпожа Чанфан согласится выпустить тебя за преграду? – ужаснулся старик Ху.

Я засмотрелась сквозь преграду на обилие цветов за пределами Зеркала вод, жалея, что мимо еще не пролетел никто из духов насекомых, который мог бы доставить прошение госпоже Чанфан вместо меня, как вдруг старик Ху вскипел.

– Ай-яй-яй, Таотао, что за безумие на тебя нашло? Откуда снаружи взяться хоть чему-то примечательному? Только риск и опасность, сплошной риск и опасность. Таких плодовых духов, как я и ты, в числе небожителей и так уже мало, не хватало еще выходить наружу, чтобы тебя тут же съели!

Старик Ху – дикая морковь, путем совершенствования достигшая бессмертия, и несмотря на то, что он явный овощ, ему нравится считать себя фруктом, и он очень этим кичится. По слухам, среди тех, кто совершенствовался и достиг бессмертия, фруктов и овощей очень мало, но такие, как мы, среди прекрасных цветочных фей мира цветов – действительно исключение. Так или иначе, старик Ху стараниями достиг бессмертия, а я после четырех тысяч лет совершенствования – всего лишь дух, бессмертия так и не достигла, о чем, разумеется, горько сожалею.

В Зеркале вод, помимо меня и старика Ху, живет еще несколько ни на что не годных цветочных духов. Прочную магическую преграду вокруг Зеркала вод, оберегающую его от проникновений из внешнего мира, прежняя богиня Цветов воздвигла как благословение и защиту для нас, духов невысоких нравственных достижений. Однако, по-моему, смысла в этом мало: как с дверью, створку которой можно тянуть к себе, но нельзя толкать от себя с одной стороны, или можно толкать от себя, но нельзя тянуть к себе с другой, и всегда есть хотя бы один способ открыть с одной стороны. А то, что не открывается ни в том случае, когда тянут, ни в том, когда толкают, разве не называется стеной, а не дверью? В том виде, в каком преграда существует сейчас, она препятствует не только проникновению людей из внешнего мира, но и мешает нам, духам из Зеркала вод, что удивляет несказанно. Каждый год госпожа Чанфан приезжает обследовать Зеркало вод и попутно проверяет наши достижения. Видя каждый раз, как развиваются мои божественные способности, она не особенно сокрушается, и говорит, что надо лишь подождать десять тысяч лет: тогда я достигну бессмертия и обрету способность защищать себя, так что смогу выйти за преграду у Зеркала вод.

А мне в самом деле не хватит терпения ждать еще шесть тысячелетий.

– У тебя просто нет такого опыта, но то, что находится снаружи, внушает страх. В былые времена, когда я был еще молод, встретился мне однажды кролик с налитыми кровью глазами, разинул здоровенную пасть, оскалил клыки и загрыз бы меня, если бы я не зарылся глубже в землю и не спасся бегством, а то валяться бы мне там до сих пор в виде объедка. Ты посмотри, посмотри, вон даже шрам остался! – С этими словами старик Ху засучил рукав и показал мне запястье.

Я даже шею вытянула, присматриваясь, но так и не различила шрам среди пятен бурой старческой «гречки», и была вынуждена оставить бесплодные попытки. Так или иначе, в рассказах старика Ху кролики всегда предстают самыми опасными и свирепыми хищниками, какие только есть в мире.

– Такому сочному медовому персику, как ты, стоит только выйти наружу – и он опомниться не успеет, как его съедят, – старик Ху погладил себя по круглому животу и смачно причмокнул губами.

– Я виноград, а не персик, – хоть я слушала его невнимательно, но сочла своим долгом поправить, когда речь зашла о таком принципиальном вопросе, как моя видовая принадлежность.

– Виноград, как и персик, – сочный и сладкий лакомый плод, разве нет? Негоже тебе, юной девице, придираться к каждому слову, – старик Ху откинул бороду в сторону – наверное, сконфузился, во всяком случае, лицо у него стало пристыженным.

Я прождала полдня, так и не увидела ни одного летающего духа, в конце концов сдалась и решила снова прийти завтра.

К тому времени, как я вернулась в дом, солнце уже скрылось за горами, из бокового флигеля волнами долетал запах гари. Открыв дверь, я увидела, что Ляньцяо-Форзиция стоит перед моим столом и держит в обеих руках что-то круглое и черное, как смоль. Заметив меня, она встрепенулась.

– Таотао, ты здесь! Посмотри, что я нашла во дворе за домом! – Не успев договорить, она сунула неизвестный предмет прямо мне под нос.

От вони горелого я отшатнулась, сделала несколько больших шагов назад, а когда отдышалась, опасливо взглянула на то, что мне показали, и воскликнула:

– Черная! Ну и ну, какая же она черная!

Ляньцяо осталась недовольна:

– Я спросила тебя, что это такое, так зачем ты говоришь мне, какого оно цвета?

Ляньцяо – цветочный дух, не сумевший достичь бессмертия, она постоянно и всюду подбирает что ни попадя – хорошо бы еще она не совала свои находки мне под нос. Сегодняшняя была далеко не самой крупной, но уж точно самой зловонной.

– Да ведь это ворона на последнем издыхании. Зарой ее, для цветов она все равно что удобрение, – я смутно различила в смоляной черноте очертания перьев, и предположила, что это ворона.

– Ворона? – Голос Ляньцяо взвился. – Таотао, хочешь сказать, это птица? Птица! Наконец-то в этой жизни я увидела птицу! – И она возбужденно завертелась на месте, не зная, как поступить.

Неудивительно, что она так разволновалась: в Зеркале вод нет ничего, кроме цветов, трав и насекомых, и птицы сюда еще никогда не залетали. Я видела птиц в «Каталоге видов шести миров» у старика Ху, потому имела представление, как они выглядят.

– На последнем издыхании? Значит, она еще не умерла? А ее можно оживить? А если получится, мы оставим ее у себя? – дергая меня за рукав, принялась умолять Ляньцяо.

Я перевела взгляд с черных от грязи ладоней Ляньцяо на мой рукав и порадовалась уже тому, что на мне сегодня темно-фиолетовый халат, который я долго и тщательно стирала и едва успела надеть. Подавляя возмущение, я ответила ей:

– Живое не оживает, мертвое не умирает. И рождение, и смерть случайны, все сущее проходит череду бесконечных перевоплощений. Если ей суждена жизнь, она выживет, даже если оставить ее в саду без еды и сна, если не суждена – тогда даже моя помощь ничем не поправит положения.

– Таотао, я услышала твои непостижимые речи и опять запуталась. Мне известно только, что Будда учил проявлять сострадание. Как же ты можешь бросить на произвол судьбы умирающее существо?

– Откуда тебе знать, что если я спасу ее, это будет проявлением сострадания? Простые люди цепляются за жизнь, а тем, кто познал Будду, известно, что лишь смерть – путь к переправе на другой берег, к возрождению для будущей жизни. Как бы ни была горька жизнь, смерть ведет к блаженству.

Ляньцяо открыла и захлопнула рот раз, другой, и наконец совершенно растерянно произнесла:

– Позволь мне обдумать все это.

И она удалилась размышлять о том, что услышала от меня.

Я обрадованно унесла ворону во двор за домом. В позапрошлом году я посадила там японский банан, но по-моему, прижился он неважно, наверное, земля оказалась недостаточно плодородной. Если зарыть под ним ворону в качестве удобрения, то уже следующим летом он начнет ветвиться, выпустит листья и даст прохладную тень.

Наспех забросав вырытую ямку, я умылась и вернулась в дом, чтобы лечь в постель.

Проспав полночи, я вдруг проснулась с мыслью о том, каким образом эта ворона пробилась сквозь магическую преграду Зеркала вод. Некоторое время я терялась в догадках, потом встала, вышла во двор и выкопала ворону.

Мимоходом сорвав лист винограда, чтобы приманить светляков, я набрала их в светильник, и при его свете расправила вороне крылья. У основания каждого крыла поблескивал бледно-золотистый металл. Значит, это и в самом деле не простая, а достигшая бессмертия ворона. Обидно было бы зарыть ее в землю как удобрение для цветов, лучше уж сварить на медленном огне и разделить между обитателями Зеркала вод. Съеденная доля прибавит им духовной энергии и сбережет несколько лет упорного совершенствования.

Пока я размышляла об этом, до меня вдруг дошло, насколько мудрое решение я приняла. Вот только ворона  постепенно теряла способность дышать и до окоченения ей осталось уже недолго. Если сварить ее в таком виде, эффект снизится не меньше чем на десять процентов, а при поглощении духовной энергии особенно важно следить, чтобы эта энергия была действенной и свежей. Оставалось только вновь вдохнуть в ворону жизнь и не дать ей окоченеть.

Я подумала, а потом, скрепя сердце, вытащила из-под кровати горшок с медом, который собственноручно очищала в течение пятисот лет, извлекла из горшка каплю содержимого, влила ее в клюв вороны и вернула ей способность дышать. Уже после первого вдоха крылья птицы вдруг стали мягче и теплее, и я, довольно потирая руки, ушла на кухню за котелком.

Но я не ожидала, что к тому времени, как я вернусь с котелком на ножках, собранные мной ранее светляки почему-то испугаются, всполошатся и разлетятся по всей комнате.

Увидев эту картину, я не придала ей значения, ведь эти насекомые в самом деле мало что знают о жизни.

Меня поразило другое: от моего меда прошедшая путем дао ворона обрела облик человека, который теперь полулежал, обмякнув, у меня на столе.

Я поставила котелок на стол и обошла вокруг человека, с легким огорчением соображая, как уместить его в мой котелок высотой от силы две ладони, и понимая, что он туда не поместится, а значит, сварить его не удастся.

После некоторых размышлений я вдруг вспомнила, что все небожители, божества и демоны, владеют вместилищем энергии – их внутренней основой духа, и на протяжении всей жизни вся их духовная сила, умения и опыт скапливаются в ней. Достаточно завладеть этой основой, и получишь все сразу. А я только что по глупости чуть было не сварила эту пернатую целиком.

Вот только неизвестно, где этот ворон прячет свою внутреннюю основу. Я с трудом перетащила его на лежанку и обыскала всю изодранную черную одежду, которая была на нем, попутно сокрушаясь, что его представления о прекрасном отличаются от представлений тех, кто находится за пределами шести миров и не проходит череду перерождений: оказывается, ему нравятся такие украшения, как дыры по всей одежде. Однако ничего похожего на основу духа я так и не нашла. Наверное, он спрятал ее внутри тела.

Опять-таки с трудом я сняла с него черную, как смоль, пестрящую дырами одежду, продолжая при этом ощупывать его, и сделала одно весьма примечательное открытие.

Внизу живота у ворона обнаружилось нечто диковинное, и когда я щупала его, оно становилось то тверже, то опять мягче. Припомнив, как устроено мое собственное тело, я поняла, что у меня ничего подобного нет, и подумала, что там-то, должно быть, и спрятана внутренняя основа духа. Все-таки ума мне не занимать.

Отщипнув усик виноградной лозы, я превратила его в ножик, испытала его остроту на двух собственных волосках, убедилась, что он острый, как бритва, и осталась очень довольна.

С ножиком в руке я уселась на ворона спиной к его лицу, взялась за диковинный предмет и уже готовилась сделать надрез, как вдруг за спиной, словно гром среди ясного неба, раздалось возмущенное:

– Нахалка!

Этого прозвучавшего вдруг в ночной тишине и не самого мелодичного возгласа немудрено было испугаться.

От неожиданности я свалилась на пол и чуть не порезала руку собственным ножом.

И с изумлением увидела, как совершенно голый ворон сел на моей лежанке и вперил в меня взгляд блестящих глаз с опущенными внешними уголками. От этого взгляда сверху вниз вся моя смелость улетучилась, я схватила нож и вскочила, и едва наши глаза очутились на одном уровне, не сдержала внутренний вздох сожаления: как и подобало ворону, достигшему бессмертия, ростом он мог соперничать даже с сахарным тростником из сада старика Ху.

Мне невольно вспомнилось, что по пути совершенствования я иду уже четыре тысячелетия, но без особых успехов, в настоящий момент похожу на десятилетнего ребенка из мира людей и выгляжу даже более незрелой и неопытной, чем Ляньцяо, которая совершенствуется всего тысячу лет. В то время я еще не знала, что я далеко не простой дух винограда.

Пока я приходила к убеждению, что мой невеликий рост – стыд и позор, ворон окинул меня свирепым взглядом с головы до ног, прожег им насквозь и выпалил:

– Откуда ты взялась, чертовка?

Хоть на нем не было ни единой нитки, его властные манеры подавляли, и я впервые поняла, что сила и могущество никак не связаны с одеждой.

Однако, хоть мои познания и опыт невелики, тем не менее я духовная сущность, честно идущая по пути к благородной цели – достижению бессмертия. И когда ворон назвал меня «чертовкой», я и расстроилась, и в то же время разозлилась.

Если подумать, этот ворон только сейчас был почти при смерти, но едва проглотил каплю изготовленного мною меда, оправился, как ни в чем не бывало. И поскольку насчет свойств меда моего изготовления я не заблуждалась, отсюда следовало, что достижения ворона на пути дао весьма велики, так что при попытке померяться с ним силой меня ждет сокрушительное поражение. Не говоря уже о том, что я только что пыталась отнять у него внутреннюю основу духа: если он узнает об этом, как бы мне самой не превратиться в перегной, который, как известно, лучше всего питает цветы.

Рассудив так, я придала лицу приветливое и почтительное выражение и сказала:

– Мои товарищи по пути дао называют меня просто «благодетельницей» – согласно доброму обычаю, мы, духовные сущности Зеркала вод, творим благодеяния, не называя своих имен.

И я первым делом разъяснила ворону, что именно я спасла ему жизнь, да-да. Хотя поначалу я собиралась сперва спасти его, а потом съесть, как известно, к одной и той же цели ведут разные пути, пути-то могут быть разными, а цель – одной, и как бы там ни было, я его спасла, так что само собой, он не имел никакого права убивать меня. А вторым делом я напомнила, что принадлежу к духовным, а вовсе не к демоническим сущностям, как он сказал.

– Благодетельницей? – Ворон принужденно улыбнулся, не сводя с меня ледяных глаз.

Увидев это, я затрепетала от страха, думая, что меня разоблачили, но продолжала изо всех сил притворяться невозмутимой и безмятежной, пока отвечала:

– А разве это не так? Один братьев-даосов свалился ко мне в сад и сильно пострадал, и чтобы продлить его дни и помочь ему и дальше следовать тем же путем, я извела на него целый горшок собственноручно приготовленного по секретному рецепту медового нектара, а потом вдохнула в него жизнь, и этот даос только что очнулся.

Лазурное небо свидетель: если не считать слов «целый горшок», все это чистая правда.

Ворон вдруг просиял улыбкой, – ее великолепие хотя и выдерживало сравнение с садом, полным цветущих персиков, в первый момент она ошеломляла, – и негромко произнес:

– Уж не для спасения ли моей жизни ты только что хваталась за нож?

Старательно подыскивая ответ, я сжалилась, взмахнула шелковым одеялом и прикрыла наготу ворона:

– Я увидела, что одежда брата-даоса вся изорвана, и решила обновить ее, но никак не ожидала, что замечу опухоль, которая выросла у него внизу живота. Да, слабый телом силен духом, только это не всегда к лучшему, и поскольку от обычных людей я отличаюсь, я подумала: раз уж я спасла тебя, доведу-ка я благое дело до конца. Вот и собиралась отрезать твою опухоль.

Слушая, ворон несколько раз странно менялся в лице, то синел, то бледнел – удивительное дело, – потом снова смерил меня взглядом и спросил:

– Ты в женском теле? – И продолжал: – Если так, неужели ты не знаешь разницу между мужчинами и женщинами? А эта твоя бесцеремонность возмутительна! – Похоже, он слегка разозлился.

На этот раз я не знала, что ему ответить: мне было известно, что существуют цветы, травы, кусты, деревья, люди, рыбы, птицы и звери, но раньше я никогда не слышала ни о каком разделении на мужчин и женщин, и теперь недоумевала. Некоторое время спустя послушав меня, старик Ху расстроился и чуть не плача упрекнул: «У меня же мужское тело, Таотао, как ты можешь говорить, что никогда не видела мужчины!» Не придавая этому особого значения, я отозвалась: «Я же думала, что любая дикая морковь выглядит точно так, как ты». Старик Ху был безутешен.

Пока я с потрясением и замешательством впервые за четыре тысячи лет сознавала, что я женщина, и что в мире есть еще один вид, который называется «мужчины», ворон, называющий себя мужчиной, потрогал собранные в пучки волосы у меня на голове и сказал:

– Поскольку ты еще совсем малышка, вдобавок живешь на задворках небесного мира, неведение тебе простительно.

Я вскипела и уже собиралась возразить, как ворон вдруг произнес заклинание, возвращающее мне изначальный облик, я не удержалась на краю кровати и кубарем скатилась с нее. Злополучный ворон с любопытством поднял меня, зажав двумя пальцами:

– Теперь ясно, кто ты. Оказывается, ты маленький дух винограда.

Увидев, как прямо передо мной сходятся и расходятся его губы, я вдруг вспомнила слова старика Ху: «Таких плодовых духов, как я и ты, в числе небожителей и так уже мало, не хватало еще выходить наружу, чтобы тебя тут же съели!» Задрожав, я зажмурилась. Эх, старик Ху, старик Ху, видно, суждено мне погибнуть, не завершив своего дела, – я даже высунуться из Зеркала вод не успела, как очутилась в утробе у ворона, так что по этому пути я пройду первой.

Чем плохо жмуриться, так это тем, что можно ненароком и уснуть.

Когда я проснулась после крепкого и сладкого сна, перед глазами было черным-черно. Почему еще не рассвело? Вдобавок я ощутила, что на меня давит некая непреодолимая сила, и боязливо предположила: неужели я уже у ворона внутри? Если я сейчас приму человеческий облик, еще неизвестно, лопнет его живот или нет.

Но раз решила, значит, превращаюсь.

Как только я вернулась в обличие человека, вокруг стало светло, однако это не значило, что я вспорола брюхо ворону. Оказывается, ворон неизвестно когда снова превратился в птицу и теперь спал на моей кровати, раскинув крылья. Вот его-то крылом меня и придавило.

Значит, вороны не едят виноград. Это меня весьма утешило.

Вспомнив, что вчера я так и не отправила прошение госпоже Чанфан, я собралась опять сходить к магической преграде.

Но едва дошла до двери, как за спиной послышался мелодичный, как журчание воды по яшме, голос:

– Можешь подавать завтрак.

Ворон, опять в человеческом облике, томно раскинулся на лежанке. По его тону было ясно, что распоряжаться прислугой ему давно привычно, но у меня, к сожалению, не имелось дурной привычки прислуживать.

Но досаднее всего было вот это самое «но». Магические силы ворона значительно превосходили мои, прошлой ночью он с легкостью вернул мне изначальный облик, так что если бы я прогневала его, это не сулило бы мне ничего хорошего.

Мне оставалось только, сдерживая злость и слезы, выскочить за дверь, но в спину снова полетел голос:

– Вернись сейчас же.

Но… опять это «но». Когда я поставила перед вороном с трудом найденный завтрак, на его лице, как вчера, сменили друг друга синева и бледность, и он с отвращением отказался:

– Сама ешь.

Я уставилась на кучку извивающихся в тарелке дождевых червяков, не понимая, чем они не годятся.

– Разве вороны не едят червяков?

Значит, напрасно я перерыла весь двор в поисках, причем найденных червяков едва набралось на одну тарелку.

На этот раз палитра цветов на лице ворона оказалась гораздо богаче. На нем сменились поочередно все цвета радуги, прежде чем он наконец выпалил:

– Ах ты чертовка, кто тебе сказал, что я ворона!

Долгое время я остолбенело глазела на него, потом спросила, запинаясь:

– Неужто тогда… сорока?

Смертельно побледнев, ворон окинул меня взглядом и не ответил. Для себя я решила, что его молчание – знак согласия, и рассудила, что если он считает меня чертовкой, я буду считать его вороной, так что мы квиты.

Он потянулся, выпрямив длинные руки, и встал, на миг затмив небо своим парчовым халатом оттенка червонного золота, сверкающим, как солнце на восходе. Присмотревшись, я заметила, что брови у него гуще, чем у меня, внешние уголки глаз не так сильно опущены, нос крупный и прямой, ростом он выше, чем я, вдобавок на теле есть еще неизвестное нечто, однако я так и не поняла, в чем заключается «разница между мужчинами и женщинами», о которой он говорил.

– Ключевая вода здесь есть? – он внимательно огляделся и наконец остановил высокомерный взгляд на моем лице.

– Следуй за мной, брат-даос.

Хоть нрав у этого ворона дурной, а мы, духи плодов, не настолько сведущи, как птицы, прислушаться к доброму совету никогда не мешает.

У меня в саду есть источник чистой воды, круглый год бьющий ключом, так что старик Ху часто нахваливает его: «Таотао, здесь у тебя прямо как во дворце у небожителей!» И хотя, по-моему, старик Ху во дворце небожителей не бывал, на свой источник я не нарадуюсь.

При виде источника цвет лица сороки-ворона изменился к лучшему, он взмахнул рукой, и в ней появилась овальная чаша с ушками, изготовленная из белого нефрита. Он зачерпнул полчашки воды из источника и принялся пробовать ее, как чай, нюхал, рассматривал, лишь потом отпил и спустя долгое время произнес:

– Вода из этого родника сладкая и такая студеная, что едва можно удержать во рту.

Я слушала его невнимательно, но сильно позавидовала, увидев, с какой легкостью он сотворил чашу, да еще такую изящную. С искусством превращений я знакома, однако мне для него нужны какие-нибудь травы или листья, а сотворить что-нибудь из ничего, прямо из воздуха, я не могу. И старик Ху не может, только госпожа Чанфан. Стало быть, сорока-ворон не просто небожитель, но и небожитель весьма высокого ранга. Жаль, что я действовала недостаточно быстро, а то успела бы забрать у него внутреннюю основу духа, пока он был без сознания, и уже, возможно, числилась бы среди небожителей. А теперь мне как бы самой чего-нибудь не лишиться, к тому же обидно прислуживать ему – сплошное расстройство!

Вдруг я почувствовала, что у меня на голове что-то происходит, подняла взгляд и увидела, что сорока-ворон теребит мои волосы, собранные в пучки. Что они ему, игрушка? Или фетиш, «предмет болезненного пристрастия» из древних преданий?

– Ты чего вздыхаешь, чертовка?

Видно, память у сороки-ворона еще хуже, чем у старика Ху, если он по-прежнему зовет меня чертовкой.

Поскольку мы все еще были у родника, я разулась и погрузила ноги в воду, наслаждаясь приятной прохладой. И весело болтала в воде ногами, пока сорока-ворон не спросил, потемнев лицом:

– Разве для этого служит родниковая вода?

Я сильно удивилась.

– Конечно! В родниковой воде моют ноги, моются и стирают.

– Ах ты!.. – лицо сороки-ворона, только что темное от негодования, побагровело, он зажал рот ладонью, чтобы сдержать рвоту, и спустя некоторое время яростно выпалил: – Безмозглая чертовка! Грязь немыслимая!

Я запуталась: он ведь только что говорил, что вода «сладкая», а теперь жаловался на грязь. Если его настроения настолько переменчивы, так и тянет не придавать им значения.

Сорока-ворон провел ладонью по лбу, приложил ее к виску и сказал:

– Ну ладно, – потом огляделся по сторонам и спросил: – Это ведь мир цветов?

– Он самый.

К этому времени я уже успела прийти к заключению, что у сороки-ворона непростой характер, скверная память, нездоровые пристрастия, к тому же настроение у него переменчивое, а соображает он туго.

Он окинул меня взглядом, взмахом руки вызвал радужное благовещее облако, и я, увидев это, поняла, что сейчас он ступит на облако и покинет мир цветов, поэтому поспешила вцепиться ему в рукав и обиженно заявила:

– Брат-даос, ты ведь еще не вознаградил меня за спасение твоей жизни!

С натянутой улыбкой он скрестил руки на груди и спросил:

– Да? Интересно, и какой же награды желает благодетельница?

Сплетя пальцы, я немного подумала и сказала:

– Если ты унесешь меня за магическую преграду в небесный дворец, мы будем в расчете.

---

[1] Подробнее о судьбе богини Цветов и устройстве мира цветов см. роман времен династии Цин «Цветы в зеркале» Ли Жучжэня (прим. пер.).

Вчера на канале FAN прошла премьера китайского сериала «Меч сердца гор и рек» в моем переводе.

Очевидно, поддерживая легенду о том, что все переводы сейчас или берутся из воздуха, или выполняются исключительно нейросетями, а голоса вообще генерируются сугубо искусственным путем, студия «СВ-Дубль» не указала в титрах ни переводчика, ни актеров озвучки, — словом, никого, кроме себя любимой :-).

Исправляю упущение студии и благодарю актеров за отличную работу — за исключением нескольких незначительных оплошностей, явно вызванных усталостью и спешкой, все было замечательно. Спасибо вам, ребята! Надеюсь, еще поработаем вместе 🙂

Объяснение вполне правдоподобное, не хуже многих.

Мао Чжипин

СООБЩЕНИЯ ДЛЯ МОЛЛИ

Перевод с китайского Ульяны Валерьевны Сапциной

1 августа

Ребята из отряда говорят, что я сгорел заживо. Сильным ветром пригнало огонь в расположение нашей части. От меня и еще от десятка моих товарищей остались одни головешки. Когда позднее пытались опознать меня в куче трупов, лица, конечно, не нашли, зато кто-то обнаружил то, что уцелело от моей руки. Помнишь кольцо, которое ты мне подарила? Я носил его не снимая. Незадолго до смерти я сказал сослуживцам: если я умру и буду обезображен до неузнаваемости, они смогут узнать меня по этому кольцу.

30 июля

Мацзилин обречен. Мы просто не в состоянии ликвидировать такой огромный пожар, наш лагерь со всех сторон окружен горами, и со всех четырех сторон бушует пламя. Молли, я уже потерял всякую надежду. Я не каркаю, но ты же не отвечаешь, а я так соскучился.

29 июля

Сегодня среди бела дня мне бессчетное множество раз хотелось прыгнуть прямо в огонь: если я прыгну и сразу же выберусь, меня отправят в санбат как раненого. И тогда я смогу повидаться с Ником. Ему размозжило и обожгло пол-лица упавшим деревом, только губы едва шевелились, и он слабым голосом взмолился: «Дон, спаси меня». Я подхватил его, рыдающего, и потащил к медикам. Каждый день я молюсь, чтобы поскорее кончилась эта гребаная херня.

23 июля

Дела очень плохи, вести с передовой обманули нас. Обуздать огонь не удается, сосняк горит уже на полпути к вершине горы, пламя перекинулось на заросли кустарника у подножия. Всего за один день мы потеряли больше двадцати человек. Но отступать нам нельзя. Ты получила мои сообщения? Клянусь тебе, я обязательно вернусь живым.

21 июля

Сегодня рано утром мы прибыли на гору Мацзилин, скоро приступаем к выполнению боевой задачи. Мы разбили лагерь у подножия, у нас за спиной высокий пик. Сейчас я напуган до смерти: пожар оказался гораздо больше, чем мы думали, представляешь? С горы постоянно спускают раненых. Я не перестаю мысленно успокаивать себя: «Все очень скоро кончится, Дон, это просто такая игра. Разгораться сильнее огню просто некуда».

19 июля

По пути к горе Мацзилин мы получили вести с передовой: огонь уже взят под контроль, всего несколько человек незначительно пострадали — легкие ожоги, шум в ушах, и тому подобное. Не беспокойся за меня, у нас современное снаряжение, так что даже в условиях пожара мы надежно защищены. Молли, как получишь это сообщение, ответь, пожалуйста.

3 июля

Молли, я как будто очнулся. Открыл глаза, потянулся и обнаружил, что лежу в цилиндре с какой-то слизью. Все мои раны зажили, как будто их и не было, рядом кто-то приготовил новое обмундирование и армейский жетон. Штуковина, в которой я лежал, называется аппаратом клонирования, он может полностью восстановить тело, и ты как будто рождаешься заново. Если так, сколько же раз тогда я рождался? Не могу припомнить.

Эти сообщения пришли как раз в годовщину свадьбы отставного военнослужащего Дона и его жены Молли. Они ужинали дома вдвоем, мобильник Молли то и дело подавал сигналы.

— Кто это? — спросил Дон.

— Ты, конечно, кто же еще? — отозвалась Молли и отключила мобильник.

Миниатюра от поклонника О.Генри? :) Возможно.

Ян Ваньцин

ВЫКУП

Перевод с китайского Ульяны Валерьевны Сапциной

Она выбралась из-под ватного одеяла и подошла к окну.

— Я подумываю выкупить себя, — сказала она.

На миг он опешил.

— Зачем?

Она оглянулась.

— Вам, людям, не понять.

В качестве робота, ориентированного на сферу эмоционального обслуживания, она работала уже пятьдесят лет и успела повидать всевозможных людей. Она симпатизировала этим слабым и чувствительным существам,  слабость и чувствительность которых завораживали ее.

Разумеется, имелась и более важная причина, которая навела ее на мысль о выкупе…

— Роботам нелегко добиться для себя всей полноты прав, какими пользуются люди, — сказал он. — Тебе следует это знать.

Она кивнула.

— На сегодняшний день это удалось лишь нескольким роботам класса RЕX-33. Говорят, они были изготовлены максимально приближенными к человеку…

— Но сразу же после этого люди сняли с производства роботов класса RЕX-33, — напомнил он. — Неопределенность стандартов, касающихся выкупа, — еще одна мера, направленная на сохранение границы между людьми и не-людьми. Проще говоря, сможет тот или иной робот выкупить себя или нет, целиком и полностью зависит от сотрудника административного центра, которому адресован этот запрос. Насколько мне известно, после введения новых стандартов случаев успешного выкупа не было.

Поколебавшись, она заговорила:

— Я видела, как несколько роботов делились опытом… Обычно при выкупе во внимание принимаются три критерия. Первому из них, выслуге лет, я определенно удовлетворяю, третий индивидуальный, он для каждого свой, так что пока судить трудно… но вторым обычно оказывается огромная сумма выкупа.

— Огромная, — протянул он задумчиво, словно смаковал это слово. — Одну часть надо отдать продавцу, другую — в качестве патентного сбора, да еще заплатить за техобслуживание и запчасти. Такие деньги тебе не скопить.

— Так что… — пробормотала она.

Он молчал.

Досадно. Согласно показаниям сенсоров и эмоционально-логического модуля, этому человеку она нравилась. Именно поэтому она отвечала ему взаимностью. Она впервые испытала то, что называют «любовь», и эта любовь вызвала у нее желание быть только с этим человеком, потому она и задумалась о выкупе как единственном способе избавиться от необходимости обслуживать других клиентов.

Но сейчас она усомнилась в корректности работы эмоционального алгоритма.

И все же на следующий день с самого утра она отправилась в административный центр роботов. После подачи заявки робот-сотрудник центра подключился к ее системе с целью проверки внутренних параметров.

— Необходимое количество лет отработано, что же касается суммы выкупа… — на визор перед ее глазами вывели сумму, и она задохнулась от испуга, — ..с ней тоже все в порядке.

Она сначала удивилась, потом вспомнила недавнее уведомление о перечислении, которое в спешке так и не посмотрела. И теперь, заглянув в него, увидела переведенную на ее счет огромную сумму кредов, а в качестве отправителя значился ее любимый человек.

Она чуть не прослезилась, хоть у нее и не был установлен слезовыделительный модуль.

— РР423, тебе очень повезло, — сказал робот-сотрудник центра. — Теперь от положения полноправного гражданина тебя отделяет лишь третий критерий…

…

Она села перед его офисным столом.

— Любимый, спасибо, я…

Он перебил:

— Что в качестве третьего критерия?

Она облизнула губы:

— Поручительство человека. Понимаю, просить об этом некрасиво с моей стороны, но я уже обращалась к своим прежним клиентам, и все они отказали…

— Разумеется, они отказали — ведь ты же, в сущности, просто робот, размечтавшийся о любви. Но я не буду, потому что не обладаю правом отказывать.

Договорив, он грустно улыбнулся. Она остолбенело смотрела, как он откинул вбок лицо, под которым обнажился металл и провода. Удивительно, но на его заводской бирке было выгравировано всего несколько символов: RЕX-33.

Еще одна миниатюра — от автора, не питающего иллюзий.

Чэнь Хунъюй

НОВЫЙ МИР

Перевод с китайского Ульяны Валерьевны Сапциной

Мать и дочь шли по улице, ведущей к Новому миру.

Рабочие станции Нового мира имелись в каждом микрорайоне. Обе женщины двигались медленно, словно каждый шаг требовал напряжения всех сил. Стариков на улице не попадалось. Госпожа Чжан, которой сегодня сравнялось шестьдесят, была самым старым человеком в этом мире.

Среди стройных рядов многоэтажек и пестроты неоновых огней показалась вывеска «Новый мир микрорайона В103». Даже ровный и четкий шрифт и холодный голубой фон щита с подсветкой придавали ей чуждый, нездешний вид. Но ведь это же Новый мир. Он и не должен быть таким, как прежний, и это нормально.

До самой двери дочь шла бок о бок с госпожой Чжан, поддерживая ее под руку. На пороге госпожа Чжан со словами «ну, Нин, мама пошла» высвободила руку из пальцев дочери, скрепя сердце подошла к открытому окошку и сказала сотруднику рабочей станции:

— Здравствуйте, я на регистрацию.

— Проведите удостоверением.

После проверки документов сотрудник поднялся.

— Следуйте за мной.

Нин, в замешательстве стоявшая неподалеку, встрепенулась:

— Я ее дочь! Скажите, пожалуйста, нельзя ли мне…

Не дослушав и не обернувшись к ней, сотрудник коротко отозвался:

— Идемте.

Госпожа Чжан легла в аппарат для сбора сознания, медсестра поставила ей капельницу — пока еще с физраствором, но госпожа Чжан знала, что скоро в ее вену начнет поступать препарат для эвтаназии. Перед тем, как на нее надели шлем, плотно закрывающий глаза, она в последний раз взглянула на дочь. Вид у той был встревоженный и смущенный, и госпожа Чжан из последних сил улыбнулась ей.

— Мам…

На голову опустился шлем.

Муж был старше госпожи Чжан на два года, и два года назад он переселился в Новый мир. Всем людям старше шестидесяти лет запрещалось занимать место и потреблять материальные ресурсы, они должны были пройти ритуал отказа от физического тела и загрузки сознания в компьютер. Этот закон действовал на всей планете. Но в переселении в Новый мир не было, в сущности, ничего плохого. Этот мир представлял собой супермегасервер, где каждый мог выбрать себе любой возраст, внешность, образ жизни, вдобавок мог общаться по интернету с оставшимися в привычном мире близкими. Последние два года госпожа Чжан регулярно заходила в Новый мир с мобильника, узнать, как там дела у ее мужа.

Леденящая жидкость поступала в ее кровеносную систему.

Уже на грани умирания в голове вдруг сверкнула мысль: это же неправда! Загрузка сознания — обман! И люди в Новом мире ненастоящие! Просто программа, написанная на основании больших данных, которые эти люди оставили в сети еще при жизни, — их характера, пристрастий, манеры говорить, — только и всего.

Она обреченно усмехнулась себе: она же всегда смутно чувствовала, что здесь что-то не так — разве нет? Только обман до сих пор никто не разоблачил, вот и все. Перед мысленным взглядом всплыло встревоженное и растерянное лицо дочери — точно таким же выражение ее лица было два года назад, когда они провожали ее отца, мужа госпожи Чжан. Но если люди старше шестидесяти не будут умирать, планете просто не хватит ресурсов на такое огромное население. И потом, кто сможет убедительно доказать, что это обман? Ведь мертвые неразговорчивы…

В Новом мире появился новый житель. Сотрудник станции указал на фигурку человечка, возникшую на экране, и объяснил Нин:

— Ваша мать уже завершила загрузку.

Нин приветствовала человечка вопросом:

— Мам, как ты себя сейчас чувствуешь?

— Здесь так хорошо, — ответил человечек.

«Миниатюры» становятся все миниатюрнее и лиричнее :-). Ладно, пусть здесь будет и эта.

Хуэй Ху

ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ВЕЧНОСТЬ

Перевод с китайского Ульяны Валерьевны Сапциной

Гигантский грузовой космический корабль с полным грузом взрывчатки под точно рассчитанным углом столкнулся с неподвижной звездой AYSN-521 и взорвался. Ударная волна прошла сквозь солнечную корону, в перламутровом ореоле возник небольшой турбулентный поток. Он нарушил баланс звезды, сохранявшийся на протяжении шести миллиардов семисот миллионов лет, и плазменное ядро, температура которого достигала шестисот миллиардов градусов, изверглось наружу через узкую брешь.

Эта брешь, размеры которой определили путем точных расчетов, была не настолько велика, чтобы вызвать коллапс звезды, но и не так мала, чтобы мгновенно исчезнуть. Плазменный поток вырвался наружу со скоростью, составляющей 0,38 от световой, и вместе с этим изменилось вращение звезды в пространстве.

— Зачем ты привез меня к этому забытому всеми светилу?

— Не спеши! Смотри, все только начинается.

В небе на востоке звезда вдруг ослепительно вспыхнула, потом из светящейся точки превратилась в тонкую длинную иглу. И сразу же эта игла начала описывать в пространстве дугу, будто секундная стрелка, обходящая циферблат часов медленно, но верно. Наиболее удаленная от центра материя мало-помалу собиралась воедино и накапливалась, вокруг нее начало формироваться сияющее кольцо.

Это зрелище было настолько величественным, что она смотрела, как завороженная, и прошло немало времени, прежде чем она опомнилась и спросила:

— Что это?

Она повернула голову, но обнаружила, что он не стоит рядом с ней, а опустился на одно колено — в громоздком раздутом скафандре эта поза выглядела комично.

— Когда я познакомился с тобой девять лет назад, я сразу понял, что именно тебя всегда искал. И начал приводить в исполнение свой замысел, — он указал на светящийся ореол в небе. — Я задумал подарить тебе вот это кольцо. Оно немного жжется, его нельзя носить на руке, зато вся вселенная видит мою любовь к тебе, — он прокашлялся. — Вечно оно не просуществует, но по моим подсчетам — как минимум миллиард и двести миллионов лет, а под конец из этого кольца сформируются несколько планет и на них, возможно, зародится жизнь. Хм, так вот я о чем: я даю слово, что все это время буду любить только тебя одну, — он поднял руку, попытался взять за руку ее, но скафандр сковывал движения. После нескольких безуспешных попыток она подала ему руку сама.

— Так ты выйдешь за меня?

— Конечно, только пообещай, что больше никогда не станешь губить звезды.

Совсем маленький рассказ — в китайском научно-фантастическом журнале такие называют «миниатюрами».

Гуань Дэшень

ЗВЕЗДНЫЕ ЛОВЦЫ СНОВ

Перевод с китайского Ульяны Валерьевны Сапциной

После высадки кремниевой цивилизации Гуйцзи рыбаки  Лунной бухты стали выходить в море по ночам. Первым о пришельцах узнал Минцзы: тем вечером он напился воды, а когда ночью встал по малой нужде, увидел всплывшие в бухте гигантские биомехи. Эта круглоголовая братия как будто чем-то обменивалась с взрослыми, которые подгребли к ним на рыбацких лодках.

Мама, чтобы убаюкать меня, обычно тихонько пела:

В небе полная луна, в доме светлый рай.

Будь послушным, мой малыш, крепко засыпай.

Завтра за уловом вновь твой отец уйдет.

Мать, пока еще светло, сети доплетет.

Мне, как самому смелому, дети поручили разузнать, что к чему. Я притворился спящим, а когда мама вышла, выбрался из дома через окно и на цыпочках прокрался по внутреннему дворику, где сушился тростник. Небо было звездным, луна — яркой, при ее свете я запрыгнул в нашу лодку и спрятался в ней.

Там, в лодке, я и заснул, а когда проснулся, увидел, что укрыт папиной курткой. Папа правил лодкой, но плеска воды я не слышал. А лодка быстро неслась, только не по воде, а по воздуху! Мимо бортов то и дело пролетали какие-то светящиеся шары. Стоящая на носу лодки мама забросила сеть прямо в скопление этих шаров.

— Папа, эти светящиеся шары — звезды? — спросил я.

— Это пузыри снов, в каждый такой пузырь заключен один сон, — объяснил папа.

Мама втащила улов под навес. Пузырь оказался легоньким, излучал неяркое сияние, внутри у него жил мир сновидений и мечты человека, которому они снились. От прикосновения человеческой руки пузыри постепенно сжимались до размеров куриного яйца, только это яйцо продолжало светиться. Те пузыри, изображение в которых менялось быстро и цвета были яркими и радужными, мы с папой складывали в один мешок — это были детские сны с детскими мечтами. А пузыри с менее подвижными силуэтами и тусклыми цветами внутри были снами и мечтами взрослых, и мы отправляли их в другой мешок. Дул свежий ночной ветер, родители по очереди забрасывали сеть, а я так и просидел под навесом до самого рассвета, пока не пришло время возвращаться домой.

Лодки одна за другой спускались с неба, за ними на рассветной глади Лунной бухты тянулись длинные следы. Из воды поднялись окрашенные в цвета зари биомехи, и взрослые стали обмениваться с ними товаром. Папа объяснил мне, что эти биомехи — высшая цивилизация с другого конца Серебряной реки, то есть Млечного Пути. Пользуясь особой технологией, они заключают в пузыри человеческие сны вместе с мечтами, потом их поглощает скрытая под водой система. Людское воображение превзошло все расчеты и прогнозы пришельцев  цивилизации Гуйцзи, пиковая выработка снов глубокой ночью вызывает перегрузку системы, поэтому масса пузырей, не поместившихся в нее, улетают и парят в небе.

Запрокинув голову, я не смог различить, где в небе звезды, а где пузыри снов, но заметил: чем сильнее рассветало, тем меньше становилось светящихся точек. Папа уже закончил обмен и объяснил мне, что пузыри снов, ускользнувшие от сетей в небо, при дневном свете обратятся в пыль и осыплются на землю.

— После того, как пузырь рассыпается, человек уже не помнит, что видел во сне и о чем мечтал, — мама погладила меня по щеке.

Я не понял, почему она вдруг загрустила, но крепко обнял ее ноги. Когда стало совсем светло, биомехи медленно погрузились глубоко в воду, начался новый день.

Только повзрослев, я догадался, в чем дело.  Перед обстоятельствами склоняются, вынужденные покориться, не только отдельные люди, но и целые цивилизации. Если упорствовать в борьбе за выживание, столкнувшись с высшей цивилизацией, будешь уничтожен. После силицизации, то есть став кремниевой, цивилизация Гуйцзи обрела бессмертие, но прекратила эволюционировать — все потому, что биомехи не видели снов и не умели мечтать. Поэтому сны и мечты стали отнимать у других. Биомехи ловили людские сны, считывали мир сновидений, потом уничтожали пузыри и, пользуясь феноменом «сплетения снов»*, одновременно стирали из человеческой памяти все воспоминания о них.

_____

* Феномен «сплетения снов»: высшие цивилизации вселенной обнаружили, что при некоторых пороговых значениях сложности и подобия два сознания способны оказывать влияние друг на друга независимо от разделяющего их пространства. У людей схожее явление называется «родство душ» (прим. авт).

_____

Прошло еще много лет, и в деревянном ящике под кроватью родителей я нашел кучу светящихся шаров — сны и мечты бесчисленного множества детей. И тогда обнаружил, что сам я твердо помню сны, которые видел в детстве. Только с уходом из жизни мамы и папы исчезли и сновидения.

Я вырос, но не стал ни ученым, ни космонавтом, как мечтал в детстве. Я обычный человек, арендую у Гуйцзи звездолодку, каждый вечер ловлю пузыри со снами и мечтами и меняю их на все необходимое для жизни. Расценки у них ниже некуда. Труд людей, не умеющих мечтать, ничего не стоит. Но как бы тяжко ни было, я всегда отбираю сны с детскими мечтами и бережно храню их у себя.

Потому что если велика мечта, то велика и человеческая жизнь. И цивилизация.

Небольшой рассказ китайского фантаста Лю Цысиня — автора «Задачи трех тел». Насколько мне известно, ни на английский, ни на русский этот рассказ еще не переводился. Приятного аппетита.

Лю Цысинь

2018

Перевод с китайского Ульяны Валерьевны Сапциной

1 апреля 2018 г., солнечно

И опять день колебаний, как уже два или три месяца до того, — колебаний безнадежных и вязких, как ил; кажется, что теперь жизнь утекает из меня в десятки раз быстрее, чем прежде. То есть в те времена, когда мне еще не пришла в голову эта идея, еще до этой истории с покупкой «цзияня».

Из окна верхнего этажа офисного здания расстилающийся подо мной город кажется интегральной схемой, где я сам — всего лишь электрон, несущийся по нанопроводникам, ничтожество, потому и любое мое решение тоже ничтожно, и принять его не составляет труда. И уже в который раз я не могу решиться, и мои колебания продолжаются.

Цянцзы опять опоздал и вихрем влетел в офис — с синяком на лице и лейкопластырем на лбу. Но держался он гордо, с высоко поднятой головой, а свой пластырь нес как орден. Его офисный стол прямо напротив моего, он сел, однако компьютер включать не стал и пристально смотрел на меня, явно ожидая расспросов, но я был не в настроении.

— Телевизор вчера смотрел? — возбужденно выпалил он.

Он наверняка имел в виду нападение «Уровня жизни» на главную городскую больницу, которая считалась также крупнейшим в стране Цзиянь-центром. На белоснежном фасаде здания появились две черных полосы гари, шокирующие, как следы грязных пальцев на нежном личике красавицы. «Уровень жизни» — самая крупная и вместе с тем самая радикальная из многочисленных организаций, выступающих против применения «цзияня», и Цянцзы состоит в ней, но в этот раз я не разглядел его по телевизору в негодующей толпе, которая прихлынула к больнице, как приливная волна.

— Только что собрание прошло. Ты ведь знаешь, компания предупреждала: еще один такой случай — и  вылетишь с работы, — сказал я.

«Цзиянь» — сокращение от китайского названия генных биотехнологий продления жизни: путем удаления участков человеческих генов, запускающих процесс старения, можно увеличить обычную продолжительность жизни человека до трехсот лет. За пять лет, прошедших с тех пор, как началось ее коммерческое применение, эта технология превратилась в катастрофу, затрагивающую все мировое сообщество и политику по причине ее дороговизны. Сейчас «цзиянь» на одного человека стоит как роскошная загородная вилла, лишь немногим он по карману.

— Да плевать, — ответил Цянцзы. — Какая мне разница, если я даже до ста лет не дотяну?

И он закурил, хотя в офисе курить строго запрещалось, — словно давал понять, что ему и вправду все равно.

— Это зависть, а завидовать вредно для здоровья, — отозвался я и замахал рукой, разгоняя дым перед глазами. — Раньше многие люди тоже жили недолго, потому что им было нечем платить за лечение.

— Разница есть: раньше лишь немногих больных бросали на произвол судьбы, а сейчас девяносто девять процентов народу смотрит, беспомощно хлопая глазами, как один процент богачей живет триста лет! Я не боюсь признаться, что завидую, и цель моей зависти — защита социальной справедливости, — он наклонился над столом, подавшись ко мне. — А ты готов бить себя в грудь, доказывая, что не завидуешь? Давай лучше к нам.

Под взглядом Цянцзы меня бросило в дрожь, на миг я заподозрил, что он видит меня насквозь. Да, я тоже собирался стать предметом его зависти, человеком, который прошел процедуру «цзиянь».

На самом деле денег у меня немного, за свои тридцать с небольшим лет я ни в чем не преуспел и все еще нахожусь на низшей ступени служебной лестницы. Однако я работаю с финансами, и мне представился случай использовать средства не по назначению. Длительная подготовка наконец завершилась, и теперь мне достаточно было кликнуть мышкой, чтобы пять миллионов новых юаней, необходимых для «цзияня», поступили сначала на мой тайный счет, а уж потом — на счет в Цзиянь-центре. В своем деле я профи, в похожей на лабиринт финансовой системе я расставил многоступенчатый заслон, так что пройдет как минимум полгода, прежде чем утечку средств заметят, и тогда я лишусь работы, меня посадят, конфискуют все имущество, мне придется выдержать бесчисленное множество презрительных взглядов…

Но к тому времени я уже буду человеком, способным прожить триста лет.

А я по-прежнему колебался.

Я досконально изучил законы: согласно им, за незаконное присвоение пяти миллионов юаней полагается самое большее лет двадцать тюрьмы. По прошествии этих двадцати у меня впереди будет еще более двухсот заманчивых лет. Вопрос, сейчас стоящий передо мной, — простенькая арифметическая задачка, неужели от меня только и требуется, что решить ее? Ведь в сущности, ради возможности войти в число людей, прошедших процедуру «цзиянь», стоит решиться на любое преступление, кроме караемых смертной казнью. В таком случае, сколько же еще людей, подобно мне, сейчас строят планы и колеблются? Эта мысль побуждала меня действовать максимально быстро и в то же время внушала робость.

Но больше всего колебаний вызывали во мне мысли о Цзянь Цзянь, и они находились уже за пределами логики. До встречи с Цзянь Цзянь я не верил, что в мире есть такая штука, как любовь, а после встречи не мог поверить, что в мире есть еще хоть что-нибудь стоящее, кроме любви, так зачем мне еще хоть двести, хоть две тысячи лет жизни без нее? И теперь, когда на одной чаше весов лежали два с половиной столетия, а на другой — агония разлуки с Цзянь Цзянь, чаши застыли почти на одном уровне.

Начальник отдела объявил собрание. По выражению его лица я догадался, что оно будет не организационным, а по поводу кого-то из нас. Шеф и впрямь сказал, что намерен обсудить «неприемлемое» в обществе поведение некоторых сотрудников. Я не стал оглядываться на Цянцзы, хоть и понимал, что он влип, однако шеф назвал совсем другое имя.

— Лю Вэй, по достоверным сведениям, ты вступил в Республику IT?

Лю Вэй кивнул надменно, как Людовик XVI по пути на эшафот:

— К работе это не имеет никакого отношения. Я не желаю, чтобы компания вмешивалась в мою личную жизнь.

Шеф строго покачал головой и указал на него пальцем:

— К работе не имеет отношения лишь очень немногое. Незачем приносить на рабочее место все свои студенческие увлечения. Хоть страна, главу которой открыто поносят на улицах, и слывет демократической, неподчинение начальству несомненно ведет к развалу компании.

— Виртуальные страны должны получить признание.

— Чье признание — ООН? Или какой-нибудь из сверхдержав? Даже не мечтайте.

Вообще-то в последних словах шефа не чувствовалось особой уверенности. В настоящее время человечество располагает территорией, которая делится на две части: первую составляют все материки и острова планеты, а вторую — бескрайнее киберпространство интернета. Последнее, в сотни раз быстрее воспроизводя историю цивилизации, уже пережило несколько десятилетий каменного века, а теперь в нем естественным образом появились государства. Виртуальные государства возникали из двух основных источников: первым были интернет-форумы разного рода со скопившимся на них множеством аккаунтов, вторым — крупномасштабные игры, количество игроков в которых уже перевалило за сто миллионов. Как и у реальных, у виртуальных государств имелись главы и правительства, и даже армии, фигурирующие только в сети. В отличие от реальных государств с их общностью территории и нации, виртуальные государства строились преимущественно на основе общих убеждений, пристрастий и занятий, представители каждого были расселены по всему миру, многие виртуальные государства составили виртуальное международное сообщество. Уже располагая населением численностью два миллиарда человек и к тому же учредив виртуальную ООН, равноценную реальной, это сообщество превратилось в гигантское политическое образование, наложенное на традиционную систему государств.

Республика IT в виртуальном международном сообществе занимала положение супердержавы: со своим населением численностью 80 миллионов она продолжала стремительно расти, и это государство, образованное главным образом инженерами-айтишниками, было упорным и агрессивным в своих политических требованиях и обладало способностью оказывать мощное воздействие на реальное мировое сообщество. Я понятия не имел, что у Лю Вэя есть тамошнее гражданство. По слухам, глава Республики IT в реале был рядовым мелким служащим какой-то IT-компании, и наоборот, уже не раз обнаруживалось, что главы реальных государств — простые граждане какого-нибудь из виртуальных.

Шеф еще раз строго предупредил, что иметь двойное гражданство строго запрещено, хмуро велел Лю Вэю зайти в кабинет гендира и объявил, что собрание закрыто. Не успели мы подняться с мест, как Чжэн Лили, все собрание просидевшая перед экраном, переполошила всех, подняла крик про какую-то сенсацию, и все кинулись смотреть новости.

Я вернулся за свой стол, переключился на новостной канал и увидел вставленное в программу новостей экстренное сообщение. Диктор с мрачным видом вещал: после того, как Совбез утвердил резолюцию 361 о наложении ООН вето на петицию о признании Республики IT, последняя объявила войну реальному мировому сообществу и час назад уже начала атаку на мировую финансовую систему.

Я взглянул на Лю Вэя, но и он, похоже, ничего подобного не ожидал.

Изображение на экране сменилось: некий мегаполис, улицы между многоэтажными домами, показанные с высоты птичьего полета, бесконечные транспортные пробки, сплошной поток людей, выскакивающих из машин и выбегающих из зданий по обе стороны улицы, как при сильном землетрясении. Камера переключилась на какой-то гипермаркет, толпа черным приливом врывалась в него, остервенело дралась за товары, длинные ряды стеллажей шатались и рушились, как песчаная отмель, подмытая волнами.

— Что это? — с испугом спросил я.

— Еще не понял?! — Чжэн Лили продолжала вопить. — Теперь все равны — и бедные, и богатые! Потому что ни у кого нет ни гроша! Беги скорее драться за еду!

Я понял, конечно, но не мог поверить, что этот страшный сон стал явью. Традиционные купюры и монеты вот уже три года как были изъяты из оборота, и теперь, даже покупая пачку сигарет в придорожном ларьке, надо было расплачиваться картой. Что есть богатство в эпоху всеобщих информационных технологий? В конечном счете, не более чем последовательности импульсов и магнитных записей в памяти компьютера. Если взять для примера хотя бы это великолепное офисное здание и уничтожить электронные книги учета соответствующих отделов, то даже если гендир принесет документ о праве собственности на недвижимость, никто не признает его собственником. А деньги? Они уже не дерьмо и не зло, деньги — всего лишь последовательности микроскопических, меньше бактерии, электромагнитных отпечатков и мимолетных импульсов, и если речь зашла о Республике IT, среди граждан которой — более половины айтишников реального мира, удалить эти импульсы проще простого.

Благодаря прослойке программистов, специалистов по компьютерным сетям, администраторов баз данных, ныне составляющих ядро Республики IT, в двадцать первом веке мы распрощались с промышленной армией двадцатого, но черная работа вместо физической просто стала умственной, и степень  сложности этой работы продолжала неуклонно возрастать. В условиях несметного множества программных кодов и железа с софтом похожего на лабиринт интернета айтишники трудились, как более чем двумя столетиями ранее портовые грузчики, взваливающие на спину непомерные ноши, как проститутки, работающие ночами напролет. Информационные технологии стремительно развивались; в руководство прорвались лишь немногие счастливчики, знания и опыт остальных быстро устарели, а тем временем своры новых выпускников-айтишников напирали, как голодные термиты, и стариков (которые вообще-то были совсем не старыми, большинству лишь перевалило за тридцать) оттесняли, заменяли и забывали, однако и молодежь не преуспела на их месте, и почти всю ее ждали в не слишком отдаленном будущем те же перспективы… Эта прослойка стала известна под названием «высокотехнологичного пролетариата».

«Не говори, что у нас ничего нет — у нас есть целый мир, чтобы его отформатировать!» Это из переиначенного текста к китайскому «Интернационалу».

Меня вдруг точно громом ударило: Господи, а мои деньги, то есть не мои, а те, на которые я в ближайшем будущем куплю больше двух веков существования, — неужели их тоже стерли? Но если отформатировали все, каким еще может быть результат? Мои деньги, мой «цзиянь», мои мечты… перед глазами потемнело, я слепо заметался по офису, как муха без головы.

Взрыв хохота заставил меня замереть: смеялась Лили, скорчившись на своем месте.

— С первым апреля, — невозмутимо произнес Лю Вэй, бросив взгляд на сетевой коммутатор в углу офиса. Я посмотрел в ту же сторону, что и он, и только сейчас заметил, что коммуникатор отключен от сети, а на его место включен ноутбук Лили, служащий сервером. Вот зараза! Ради первоапрельской шутки ей явно пришлось попотеть, главным образом с кадрами из новостного репортажа, но в наше время, когда любая кошка способна сварганить блокбастер в домашних условиях, пользуясь 3D-софтом, даже это сущие пустяки.

Остальные явно не усмотрели в шутке Лили ничего особенного. Цянцзы пригляделся ко мне:

— Ты чего? На них надо злиться, а ты струсил? — И он указал наверх, где сидело начальство.

Меня вновь бросило в пот при мысли, неужели он видит меня насквозь, но больше всего я боялся не этого.

Неужели отформатированный мир — всего лишь бред радикалов из Республики IT? Всего-навсего первоапрельская шутка? Долго ли волосок сможет выдерживать подвешенный на нем меч?

И вдруг мои колебания исчезли мгновенно, как пропадает мрак под включенным прожектором. Я решился.

Вечером я договорился встретиться с Цзянь Цзянь, и когда высмотрел на фоне моря городских огней ее фигурку, моя решимость вновь ослабла: она казалась такой нежной и слабой, как огонек свечи, который в любой миг способен погасить даже самый легкий ветерок. Разве я мог обидеть ее? К тому времени, как она подошла, и я увидел ее глаза, чаши весов моего сердца уже наклонились в другую сторону: зачем мне больше двухсот лет жизни без Цзянь Цзянь? Действительно ли время лечит душевные раны? Эти два с лишним века могут превратиться в затяжную казнь, и только. Благодаря любви я, отъявленный эгоист, вновь обрел способность к самопожертвованию.

Но Цзянь Цзянь заговорила первой и слово в слово произнесла именно то, что я поначалу готовился сказать ей:

— Я долго не решалась тебе сказать, но давай все-таки расстанемся.

Я растерянно спросил, почему.

— Спустя долгое время я еще буду молодой, а ты уже состаришься.

Когда я наконец сообразил, что она имеет в виду, мне сразу стало ясны причины грусти в ее глазах, надрывающей мне сердце. Поначалу я решил, что она прочитала мои мысли или как-то иначе обо всем догадалась. Мой негромкий смешок быстро перерос в гомерический хохот. Какой же я глупый, если считал, что никто ничего не узнает и совсем забыл, какое сейчас время, не учел, какие перед нами возникают соблазны! От смеха у меня будто камень с души свалился, тело стало легким, словно могло взлететь, и в то же время я искренне радовался за Цзянь Цзянь.

— Откуда у тебя столько денег? — спросил я.

— Их хватит только на меня одну, — она понизила голос, не глядя мне в глаза.

— Да понял я, ничего страшного. Я о том, что даже на тебя одну нужна немалая сумма.

— Мне отец дал, на сотню лет достаточно. Еще у меня есть кое-какие сбережения, со временем набегут неплохие проценты.

Только тогда я понял, что ошибся в своих предположениях: деньги ей понадобились не на «цзиянь», а на криосон — еще одно достижение естественных наук, уже поставленное на коммерческую основу. При температуре примерно минус пятьдесят благодаря специальным препаратам и искусственному кровообращению скорость обмена веществ в организме человека падает до одного процента от нормальной. В таком криосне человек может провести сотню лет, а его биологический возраст при этом увеличится всего на один год.

— Жизнь так утомительна и бессмысленна, вот я и решила сбежать, — сказала Цзянь Цзянь.

— Ну, сбежишь ты на сто лет, а что потом? Думаешь, хорошо жить, если твои дипломы уже недействительны и ты не вписываешься в новое общество?

— Времена всегда меняются к лучшему. В крайнем случае снова залягу в криосон — до тех пор, пока не смогу сделать «цзиянь», к тому времени он наверняка будет стоить гроши.

Мы с Цзянь Цзянь расстались молча. Может, через век мы и встретимся вновь, но ничего обещать ей я не стал. К тому времени она будет такой, как сейчас, а я уже стану многое повидавшим человеком, у которого за плечами опыт более чем ста тридцати лет.

Когда ее силуэт скрылся из вида, я не стал медлить ни минуты — достал мобильник, залогинился в интернет-банке и сразу же перевел пять миллионов новых юаней на счет Цзиянь-центра. Хоть время и близилось к полуночи, директор центра сразу же позвонил мне и сообщил, что процедура модификации моих генов начнется уже завтра и закончится через неделю, если все пройдет благополучно. Он также заверил меня, что центр гарантирует полную конфиденциальность (после процедуры три человека уже были убиты из-за разглашения их личности).

— Вы не пожалеете о своем решении, — сказал директор, — потому что обретете не просто больше двух веков жизни, но и, возможно, бессмертие.

Это я понимал: никто не знает, какие еще технологии появятся за два века. Вдруг к тому времени можно будет целиком скопировать сознание и память человека и сделать их вечную резервную копию, чтобы в любой момент загрузить в новое человеческое тело. А может, тело вообще не понадобится, и наше сознание сможет блуждать по сети, с помощью бесчисленного множества сенсоров воспринимая ближайшее окружение и всю вселенную. В этом и будет заключаться бессмертие.

Директор продолжал:

— В сущности, было бы время: если времени достаточно, даже обезьяна, которая как попало барабанит по клавишам пишущей машинки, напечатает полное собрание сочинений Шекспира. А времени у вас хоть отбавляй.

— У меня? Не у нас?

— Я не сделал «цзиянь».

— Почему?

После долгого молчания директор ответил:

— Этот мир меняется чересчур быстро, в нем всего слишком много — возможностей, соблазнов, стремлений, опасностей. Прямо голова идет кругом, ведь я, как-никак, уже немолод. Но можете не сомневаться, — и он повторил то же самое, что я уже слышал от Цзянь Цзянь, — времена всегда меняются к лучшему.

И вот теперь я сидел в своей тесной холостяцкой квартирке и писал дневник — впервые в жизни, и намеревался делать это регулярно, потому что должен был оставить хоть что-то. Я знал, что время отнимает у человека все, что у него есть, и я-долгожитель буду уже вообще не я, по прошествии двух столетий я стану совершенно другим, незнакомым человеком. И вообще, если вдуматься, сама концепция «я» изначально сомнительна, ведь составляющие мое «я» тело, память и сознание находятся в непрекращающемся процессе изменения, и тот «я», которым я был до расставания с Цзянь Цзянь, тот «я», которым я был до того, как совершил преступление, чтобы заплатить за процедуру, тот «я», которым я был до разговора с директором центра и даже тот «я», которым я был, пока не напечатал это «даже», — уже совсем не тот, что «я» нынешний. Эта мысль меня успокаивала.

Но от меня в любом случае должно хоть что-нибудь да остаться.

В ночном небе за окном догорали предрассветные звезды, излучая холодный блеск; по сравнению с морем ослепительных городских огней они казались тусклыми, едва различимыми, но оставались символом вечности. Не знаю, сколько в ту ночь людей вступило на путь, ведущий к новому человечеству, но к худу или к добру, среди тех, кто по-настоящему прикоснется к вечности, мы будем первыми.

***

– Гей, гей! Мы не разбивали голубой чашки. И мы решили…

..прояснить несколько моментов, если еще не поздно:

— Нет, ужастик Р.Стайна «Джекилл и Хейди» переводила НЕ я.

— Нет, я не знаю, кто его переводил.

— Нет, я не знаю, почему издательство «Росмэн» приписало этот перевод мне.

— Нет, я не знаю, почему этот конкретный перевод продолжают приписывать мне, если еще почти двадцать лет назад я сообщила издательству, что я в этом переводе не виновата. (Какая была реакция? «Не ваш? Ну и?..»)

— Нет, я не знаю, что делать.

— Нет, я не расстраиваюсь, а считаю  компенсацией.

И это всё о нем.